На бесплодной планете. Наша родина — космос. Роман - Страница 80

«Мне сюда нельзя. Следовало этого ожидать. В конце концов и на наших крейсерах доступ к двигателям разрешен лишь механикам и офицерам».

Он философски пожал плечами, вернулся назад и долго бродил по городу, пока не убедился в том, что все, интересующее его, находится за дверями с перечеркнутым красным кругом.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как отправиться в библиотеку.

Библиотека университета располагалась в центре города между двумя парками. Тинкар пересек первый парк, кишевший детьми, которые с криками носились друг за другом, совсем как на Земле. Он вошел в холл библиотеки и увидел две двери. На первой на межзвездном и нескольких других языках было написано: «Абонемент», на второй: «Читальный зал». Он нажал на ручку второй.

За дверью располагалась небольшая комната со столом, за которым сидела девушка. Тинкар остановился как вкопанный. Рядом с ней не только Орена показалась бы вульгарной, но даже графиня Ирия, которую молодые офицеры нарекли «недосягаемой королевой», выглядела бы блеклой и лишенной всякого очарования. Девушка была рыжей, или скорее ее длинные волосы отливали чистой медью… Огромные темно-зеленые глаза, тонкий прямой нос, быть может, излишне крупный рот…

Библиотекарша с улыбкой поднялась ему навстречу.

— Что желаешь почитать, брат?

Он смутился и тоже улыбнулся.

— Мне хотелось бы почитать книги по истории.

— Проще простого. Какие?

— Даже е знаю…

— С какой хочешь начать? Телкар, Якобсон, Рибо, Ханихара? Быть может, Салминен?

— Мне советовали прочесть Мокора.

— Мокора? — удивилась девушка. — Обычно с него не начинают. Он труден для понимания. Не желаешь «Историю Звездного народа»?.. «Великую миграцию»?.. «Эссе о смысле галактической истории»?

— А что вы посоветуете?

— Первую… Ты обратился ко мне на «вы»? К какому клану ты относишься?

«Ну, началось!» — подумал он.

— Ни к какому!

— Планетянин? Тогда твое место не здесь. — Приветливость девушки мгновенно испарилась.

— Меня послал текнор.

— А! Ты и есть тот самый планетянин! И что только в последнее время происходит в голове у моего дядюшки!.. О, космос! Впервые у меня сразу же просят труд моего деда, и надо же такому случиться, что просителем оказывается земная вошь!

Она с отвращением на лице протянула ему каталожную карточку.

— Заполни это! И тай мне пропуск. Так я и думала! Карточка «А» землянину! Держи, — сказала она. — Пройдешь через эту дверь, найдешь зал D и нишу 14. Умеешь пользоваться считывателем? Ты же не думаешь, что тебе на руки выдадут оригинал? В следующий раз постарайся приходить в те часы, когда на службе не я!

Считыватель оказался проектором микрофильмов, хотя и более усовершенствованным по сравнению с теми, которыми он пользовался ранее. Он углубился в «Историю Звездного народа».

Книга была написана сжатыми фразами и не давала никаких послаблений читателю; собственно, она подтверждала сказанное Ореной, но содержала массу ценных подробностей. Его сразу же поразило разнообразие имен на «Тильзине». Одни были явно земного происхождения, такие, как Петерсен, Валох, Рибо, Ханихара. Привычный к космополитизму Гвардии, он с легкостью привязал их к месту происхождения: бывшая Скандинавия, бывшая Центральная Европа, бывшая Франция, бывшая Япония. Но другие имена, вроде Тана Экатора, Мокора или тех, которые он видел на обложках книг в библиотеке Орены — Орипсипор, Тельмукинка, — показались ему странными. Во время великой миграции пассажиры звездолета № 3 решили разрушить за собой все мосты, связывавшие их с родной планетой, и произвели космическое крещение, выбрав себе искусственные имена. Даже сегодня, добавлял Мокор, этими именами продолжали пользоваться. Среди членов экипажа корабля существовала определенная тенденция к эндогамии, не настолько серьезная, чтобы угрожать генетическому наследию, но достаточная для ощутимого воздействия на потомков. К этому следовало добавить резко антипланетарный образ мышления. Тинкар усмехнулся: «Полагаю, моя милая библиотекарша должна зваться Ериоретура Калькакубитатум, или как-нибудь в этом роде!»

Он быстро проскочил ту часть книги, которая относилась к началу эры галактиан, решив, что вернется к ней позже и разберется во всем уже спокойно. Времени у него хватит. А вот то, что относилось к современной истории, напротив, вызвало у него живой интерес.

Долгое время Звездный народ жил без каких-либо контактов с остальной частью человечества, развивался, осваивал ту или иную необитаемую планету, трижды встречался с мирными негуманоидными расами, постепенно расширяя территорию своего скитания в космосе. В эту эпоху города уже отказались от гиперпространственного устройства Кюрсена («единственного, известного нам и поныне», с горечью подумал Тинкар) и перешли на тот тип двигателей, который разработали неведомые обитатели покинутого города. Затем, в один прекрасный день, «Рим» вступил в контакт с первыми доимперскими колониями людей. Как раз перед началом катаклизмов («у нас, вероятно, это называется объединительной войной», сказал себе Тинкар) несколько групп смельчаков на инфрасветовых кораблях отправились завоевывать галактику, используя анабиоз. Почти все они успешно завершили свое безумное предприятие (что лишний раз подтверждало старую поговорку Гвардии: чем отчаяннее авантюра, тем больше шансов на успех). Отважные космопроходцы рассеялись по мирам и основали различные цивилизации, отличавшиеся от цивилизации галактиан и землян, но ограниченные рамками одной солнечной системы. Галактиане установили с этими полубратьями торговые отношения и как правило выступали в роли посредника между разными цивилизациями, хотя и не испытывали особой симпатии к другим обществам. Из-за разного отношения бродячих галактиан к своим оседлым соотечественникам образовались две партии: партия консерваторов, полагавших сложившуюся ситуацию вполне удовлетворительной, и партия авантистов, предвидевших день, когда эти цивилизации вновь выйдут в космос и станут конкурентами галактиан. Именно поэтому авантисты хотели установить для данных планет карантин и сделать все, чтобы помешать им вновь выйти в межзвездное пространство.